Поклонники «старины глубокой» привыкли к тому, что лекарями в России были главным образом иностранцы. Особенно при монарших особах. Именно им доверяли изготовление мудреных зелий и кровопускание августейших персон. Однако иноземцы стали появляться «на Московии» только в конце XV века, с приходом на Русь великой княгини Софьи Палеолог. До этого страна как-то обходилась собственными медицинскими силами и имела свою хирургическую практику. В домонгольский период на Руси была развита хирургическая помощь и даже успешно проводились достаточно тонкие операции.
Историк медицины, известный советский эпидемиолог Николай Богоявленский, автор исследования «Древнерусское врачевание в XI‑XVII вв.», писал, что в домонгольской Руси успешно лечили не только военные ранения, но и такие недуги, как переломы, вывихи, «расшибение с коней», «притрение возом», «хапление» (растерзание) зверем, «убиение скотом», «подавление кусом», «ожары» (ожоги), «камчюг» (мочепузырные камни), «гвор», «пузырь», «кила» (паховомошоночная грыжа), «недуг, егда в очи власы врастають» (трихиаз), «червивая болесть», пролежни после «огневицы» (сыпного тифа), «томление женок при родах», «болезни зубом и скороньи» (челюстей), «кровавые кусы мяса во афедроне» (геморроидальные шишки), «гангрена удов» как результат питания бедного населения зараженным спорыньей хлебом и пр.
Уже в первом древнерусском своде законов «Русская Правда», разработанном великим князем Ярославом Мудрым, есть специальная статья № 8 «О мече», в которой говорится: «Кто кого поранит мечом, но несмертельно, с такового взыскать в казну пени три гривны, а уязвленному на излечение раны — гривну». То есть хирургическая помощь уже была включена в кодификацию и имела конкретную стоимость.
В «Изборнике Святослава» (XI век) говорится о том, что врач должен уметь оказывать хирургическую помощь — уметь разрезать кожу, ампутировать конечности (делать «орезание удное»), прижигать раны, бороться с нагноением.
В «Лицевом летописном своде» показаны рисунки древнерусских протезов, называвшихся «древяница», или «тояги». Они предназначались для людей с ампутированными конечностями. Костыли, тоже деревянные, иногда со сложными приспособлениями, употреблялись для опоры плеча, колена. В «Своде» была даже миниатюра, иллюстрирующая процесс изготовления в кузнице железного крепления на костыль.
В древних лечебниках описывались «стреляные», «сеченые» и «колотые» раны, которые лечили консервативно, используя различные мази и притирания. Для перевязки использовались или высушенные мицелии гриба, «губы дождевки», или «древесный мох», собранный преимущественно «с дерев благовонных».
Применяли присыпки, окуривание ран дымом. Глубокие раны («фистилы») подвергали спринцеванию. В большом ходу были «леваши» — пластыри, а также непосредственное прикладывание к ранам различных частей свежих целебных растений. Вообще растительные лекарства вместе с веществами химической природы (минералами, солями тяжелых металлов, некоторыми сложными органическими веществами) составляли тогда основной арсенал использовавшихся средств лечения.
Князю Дмитрию Красному в 1441 году его духовник монах Осия при сильном кровотечении использовал метод тампонажа. В 1462 году великому князю Василию II Темному делали популярные тогда прижигания.
Отдельной специализации «хирург» не было, обычные «лечцы» считались универсалами. Но сложные операции, «оттирания» (ампутации) производили приглашенные «резалники», набившие руку на брадобрействе. Недаром их основными инструментами были «ножь врачевьский» и «бричь» (бритва).
Кроме них использовали также изящные топорки, рисунки которых так обычны в книжных орнаментах древнего Новгорода, представляли иногда соединение обушкового снаряда с копьецом на конце топорища. Они служили для рассечения и прокола «мозолей», к ним тогда относили и чумные бубоны, и сибиреязвенные карбункулы. Было еще «кроило» — массивный нож, которым «раскроивались» твердые и «надутые апостемы» (подкожные нарывы). Как пишет Богоявленский, «использовали резалники и некоторые из плотницких инструментов, например «пилу», «свердло», «тесле», которое имело вид удлиненного долота. Были в употреблении также «щипьци», «иглы», «лопастни» (шпатели), ложечки, щупы, пинцеты, клещи. Обилием названий и форм отличался и набор кровопуска: «прогон», «стрек», «высекало», «ражнь», «гвоздие», «шило», «бодець», «аргалие», или «железьце кровопустьное». Последнее ковалось кузнецами в виде острого пружинящего молоточка, приводившегося в действие щелчком рудомета, им «били жилу».
Среди хирургических инструментов древнерусских резалников были «безбань», или «стрекало» — врачебный нож (от стрекати — колоть), «ножицы, ими же кровь поущають» (от ножиць-ножик), «бричь» (бритва), или иначе «стригальник», и другие.
Инструменты («уряд», «рудие», «прикута», «снасти», «брищетва») содержали в ящичках («лагалище», «ларець», «ковчежець»), упрощенные изображения которых можно видеть на древнейших иконах Луки, Кузьмы и Демьяна, Анастасии-целительницы в фондах Русского музея в Санкт-Петербурге и Третьяковской галереи в Москве.
Резалники практиковали и столь сложные операции, как трепанация черепа. В раскопках днепровских могильников, датируемых IX‑XII веками, находили черепа с трепанационным отверстием в области лобного бугра. При раскопках захваченной в Х веке князем Святославом хазарской крепости Саркел (Белая Вежа) до ее затопления водами Цимлянского водохранилища также был обнаружен череп со следами двух рубленых ран и прижизненной трепанации в наружно-боковом отделе лобной кости.
«Раненому прижизненно была произведена трепанация черепа там, где было поражение мозга и где имелась потребность в выпускании внутричерепного кровоизлияния или отделяемого нагноившейся раны, — отмечал участвовавший в экспертизе специалист по судебной медицине Гойхман. — Это свидетельствует не только о понимании сущности черепно-мозгового ранения и его последствий, но и о знании анатомии головы человека. Хирургическая тактика говорит о большой наблюдательности и высоком знании дела».
В то же время для резалников немаловажную роль играла и обычная русская баня. Как пишет историк медицины Марк Мирский, «пребывание в паровой (парной) бане было составным элементом лечения таких, например, заболеваний, как кила (грыжа) — ее вправляли лишь после банных процедур, или кровопускание, или лечение нарывов и ран». В банях оказывали и зубоврачебную помощь — распаренному телу щипцы дантиста были не так страшны.
Интересно, что иноземные «дохтура» к хирургии относились презрительно, считая ее низшим ремеслом в сравнении с «чистой» медициной. Банки, кровопускание и костоправство они поручали подчиненным им русским лечцам. К примеру, особым благоволением пользовался купеческий сын Яков Строганов, который лично пускал кровь Борису Годунову.
Стрелец Первой Петров за особое умение был пристроен костоправом в Аптекарский приказ. Хирурги стрелецкого полка Бориса Шереметьева носили с собой «пилку, чем кости перетирают, шурупец, чем пульки вымают», «снасти, что в ранах осматривают», «шильца троеугольные», «клещи родильные», «ножницы двойные, что раны разрезывают», «пилы, что зубы трут», буравы, отсцечки, «ланцеты кровопущаные», ножик кривой, кекерь, мерную ложку и др. Впрочем, работа хирургов была не из легких, и порой резалник рисковал собственной головой.
В Никоновской летописи описывается случай «в лето 6998» (1490 год), когда прибывший в Москву из Рима князь Андрей, брат жены Ивана III, великой княгини Софьи, привез с собой к его двору в числе других «лекаря мистр Леона Жидовина из Венеции». Врач должен был исцелить сына великого князя Ивана, Ивана Молодого, который «болел камчюгом в ногах. И видев лекарь Жидовин, мистр Леон, похвалоуся, рече великому князю Ивану Васильевичи, отцю его: «Яз излечю сына твоего великого (князя) от тоя болезни, а не излечю яз, и ты вели меня смертию казнити». И князь великий Иван Васильевич, поняв веру речем его, повеле ему лечити сына своего великого князя. И нача его лечити: зелье пити дасть ему и жещи стъкляницами по телу, вливая горячюю воду».
Тем не менее подобное водолечение наследнику Ивану Молодому не помогло — он скончался. Не исключено, что и от истощения паром. После чего Иван III, которого задолго до его внука уже величали Грозным, распорядился разобраться с иноземным лечцом по-своему.
«И того лекаря мистро Леона велел князь великый поимати и после сорочин сына своего великого князя велел его казнити, главы ссечи. И ссекожа ему головы на Болвановьи, априля во 24».
Подобная же судьба постигла другого иноземца — немецкого лекаря Антона в 1483 году, который не смог поставить на ноги татарского царевича Данияра. Его выдали отцу царевича Каракуче, который «ведше его на реку на Москву под мост, зиме, да зарезаша его ножем, яко овцу».
И все же, как правило, обладателей столь редкой и нужной профессии на Руси ценили. Без них невозможно было обойтись не только во время войны, но и в обыденной жизни. Когда молитва, ведовство и баня не срабатывали, поневоле приходилось прибегать к услугам резалников.